Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.
Английский язык индивидуально с преподавателем американского университета. Подъем с любого уровня до самого высокого. 8-926-206-3689 (Москва).
New: Глобальный каталог ресурсов для изучения английского языка
GENNIE - ГАЛЕРЕЯ СТИЛЬНЫХ ПОДАРКОВ
 

   Нил Сорский - знам. деятель русской церкви. Сведения о нем  скудны  и
отрывочны.  Род.  около  1433  г.,  принадлежал  к  крестьянскому  роду;
прозванье его было Майков. До  поступления  в  монашество  Н.  занимался
списыванием книг, был "скорописцем". Более точный  сведения  застают  Н.
уже иноком. Постригся Н. в Кирилло-белозерском монастыре, где со  времен
самого основателя хранился глухой протест против землевладельческих прав
монашества. Препод. Кирилл  сам  не  раз  отказывался  от  сел,  которые
предлагались его м-рю благочестивы мирянами; те же взгляды были  усвоены
и его ближайшими учениками ("заволжские старцы").  Совершив  путешествие
на Восток, в Палестину, Константинополь и Афон, Н. особенно долго пробыл
на Афоне, и едва ли не Афону  был  больше  всего  обязан  созерцательным
направлением своих идей. По возвращении в Россию (между 1473 и  89  гг.)
Н. Основывает скит, собирает около себя немногочисленных последователей,
"которые были  его  нрава",  и  отдается  замкнутой,  уединённой  жизни,
интересуясь в особенности  книжными  занятиями.  Все  действия  свои  он
старается  обосновать  на  непосредственных   указаниях   "божественного
писания",  как   единственного   источника   познания   нравственных   и
религиозных обязанностей человека. Продолжая заниматься перепиской книг,
он подвергает списываемый материал более или менее  тщательной  критике.
Он списывает "с разных  списков,  тщася  обрести  правый",  делает  свод
наиболее верного: сличая списки и находя в  них  "много  неисправленна",
старается исправить, "елико возможно его худому разуму". Если иное место
ему кажется "неправым", а исправить, не почему, он оставляет в  рукописи
пробел, с заметкой на полях: "от зде в списках не право", или: "аще  где
в ином  переводе  обрящется  известнейшие  (правильнее)  сего,  тамо  да
чтется", - и оставляет так пустыми  иногда  целые  страницы.  Вообще  он
списывает только то, что "по возможному согласно  разуму  и  истине...".
Все эти черты, резко отличающие характер книжных занятий Н.  Сорского  и
самый взгляд его на "писания" от обычных, господствовавших в его  время,
не могли пройти для него даром.  Несмотря  на  свои  книжные  занятия  и
любовь к замкнутой, уединенной жизни, Н. Сорский принял участие  в  двух
важнейших вопросах своего времени: об отношении к так наз. "новгородским
еретикам" и о монастырских имениях. В первом случае его влияние  (вместе
с учителем его Паисием Ярославовым) мы  можем  только  предполагать;  во
втором случае, напротив, он выступил инициатором. В деле о  нoвгopoдских
еретиках и Паисий Ярославов, и Н. Сорский держались, по-видимому,  более
веротерпимых взглядов, чем большинство  тогдашних  русских  иерархов,  с
Геннадием  Новгородским  и  Иосифом  Волоцким  во  главе.  В   1489   г.
новгородский архиерей Геннадий, вступая в борьбу с ересью  и  сообщая  о
ней ростовскому архиепископу, просит последнего посоветоваться с жившими
в его епархии учеными  старцами  Паисием  Ярославовым  и  Н.  Сорским  и
привлечь их к борьбе. Геннадий и сам хочет поговорить с учеными старцами
и приглашает их даже к себе. Неизвестны  результаты  стараний  Геннадия:
кажется, они были не совсем таковы,  как  он  желал.  По  крайней  мере,
больше мы не видим никаких сношений Геннадия ни с Паисием, ни  с  Н.;  к
ним не обращается и главный борец с ересью, Иосиф  Волоколамский.  Между
тем, оба старца не относились к ереси безучастно: оба  они  присутствуют
на соборе 1490 г., разбиравшем дело еретиков, и едва  ли  не  влияют  на
самое  решение  собора.  Первоначально  все  иерархи  "стали  крепко"  и
единогласно заявили, что "вся (всех еретиков)  сожещи  достоит"  -  а  в
конце собор ограничивается тем, что проклинает двух-трех попов-еретиков,
лишает их сана в отсылает обратно к Геннадию. Важнейшим фактом жизни  H.
Сорского был его протест против землевладельческих прав м-рей, на соборе
1603 г. в  Москве.  Когда  собор  уже  близился  к  концу,  H.  Сорский,
поддерживаемый другими кириллобелозерскими  старцами,  поднял  вопрос  о
монастырских имениях, равнявшихся в то время трети всей  государственной
территории и бывших причиной деморализации монашества. Ревностным борцом
за идею H. Сорского выступил его ближайший  "ученик",  кн.-инок  Вассиан
Патрикеев. И. Сорский мог видеть только начало возбужденной  им  борьбы;
он умер в 1508 г. Перед кончиною H.  написал  "Завещание".  прося  своих
учеников "повергнуть тело его в пустыне, да изъедят е  зверие  и  птица,
понеже согрешило к Богу  много  и  недостойно  погребения".  Ученики  не
исполнили этой просьбы: они с честью похоронили его. Неизвестно, был  ли
H. Сopский канонизован формально; в рукописях изредка встречаются  следы
службы ему (тропарь, кондак, икос), но, кажется, это было  лишь  местной
попыткой, да и то  не  утвердившеюся.  Зато  на  всем  протяжении  нашей
древней  литературы  лишь  за  одним  Н.  Сорским,   в   заглавиях   его
немногочисленных сочинений, осталось имя "великого старца". Литературные
произведения H. Сорского состоят из ряда посланий к  ученикам  и  вообще
близким людям, небольшого Предания ученикам, кратких отрывочных Заметок,
более обширного Устава, в II главах, и  предсмертного  Завещания.  Дошли
они в списках XVI - XVIII вв. и все изданы (большинство  и  важнейшее  -
крайне неисправно). Главным сочинением Н. является монастырский устав, в
II главах; все  остальные  служат  как  бы  дополнением  к  нему.  Общее
направление мыслей  H.  Copcкогo  -  строго  аскетическое,  но  в  более
внутреннем,  духовном  смысле.  чем  понимался   аскетизм   большинством
тогдашнего русского монашества. Иночество, по мнению Н., должно быть  не
телесным, а духовными,  и  требует  не  внешнего  умерщвления  плоти,  а
внутреннего, духовного самосовершенствования. Почва монашеских  подвигов
- не плоть, а мысль и сердце. Намеренно  обессиливать,  умерщвлять  свое
тело излишне: слабость тела может препятствовать в подвиге нравственного
самоулучшения. Инок может  и  должен  питать  и  поддерживать  тело  "по
потребе без мала", даже "успокаивать его в мале", снисходя к  физическим
слабостям, болезни, старости. Непомерному прощению Н. не сочувствует. Он
враг вообще всякой внешности, считает излишним иметь  в  храмах  дорогие
сосуды, золотые или серебряные, украшать церкви: еще ни один человек  не
осужден Богом за то, что он не украшал храмов. Церкви должны быть  чужды
всякого великолепия; в них  нужно  иметь  только  необходимое,  "повсюду
обретаемое и удобь покупаемое". Чем жертвовать в церкви,  лучше  раздать
нищим. Подвиг  нравственного  самосовершенствования  инока  должен  быть
pазумно-сознательным. Инок должен проходить его не в силу принуждений  и
предписаний, а "с рассмотрением" и  "вся  с  рассуждением  творити".  Н.
требует  от  инока  не  механического  послушания,  а  сознательности  в
подвига. Резко восставая против "самочинников" и "самопретыкателей",  он
не уничтожает личной свободы. Личная  воля  инока  (а  равно  и  каждого
человека) должна подчиняться, по взгляду Н., только одному авторитету
   - "божественных писаний". "Испытание" божественных писаний,  изучение
их - главная обязанность инока. Недостойная жизнь  инока,  да  и  вообще
человека, исключительно зависит, по мнению Н., "от  еже  не  ведети  нам
святая  писания...".  С  изучением  божественных  писаний  должна  быть,
однако,  соединено  критическое  отношение  к  общей  массе  письменного
материала; "писания многа, но не вся божественна". Эта мысль  о  критике
была одной из самых  характерных  в  воззрениях  и  самого  Н.,  и  всех
"заволжских  старцев"  -  и  для  тогдашнего   большинства   грамотников
совершенно необычной. В глазах последних всякая вообще "книга"  являлась
чем-то непререкаемым и боговдохновенным. И книги Св. Писаний  в  строгом
смысле, и творения отцов церкви, и жития святых, и правила св. апостолов
и соборов, и толкования на эти  правила,  и  добавления  к  толкованиям,
явившиеся впоследствии, наконец, даже и разного рода греческие "градстии
законы", т. е. указы и распоряжения византийских императоров,  и  другие
дополнительные  статьи,  вошедшие  в  Кормчую  -  все   это   в   глазах
древнерусского  читателя  являлось   одинаково   неизменным,   одинаково
авторитетным. Иосиф  Волоколамский,  один.  из  ученейших  людей  своего
времени, прямо,  напр.,  доказывал,  что  упомянутые  "градстии  законы"
"подобии суть пророческим  и  апостольским  и  св.  отцов  писаниям",  а
сборник Никона Черногорца смело называл  "боговдохновенными  писаниями".
Понятны, поэтому, укоры со стороны Иосифа Нилу Сорскому и его  ученикам,
что они "похулиша в русской земле чудотворцев",  а  также  тех,  "иже  в
древняя лета и  в  тамошних  (иностранных)  землях  бывших  чудотворцев,
чудесем их не вероваша, и от писания изметаша чудеса их".  Одна  попытка
сколько-нибудь критического отношения к списываемому материалу казалась,
таким образом, ересью. Стремясь к евангельскому идеалу, Н. Сорский - как
и все направление, во главе которого  он  стоял  -  не  скрывает  своего
осуждения тем настроениям, которые он видел в  большинстве  современного
русского монашества. Из общего взгляда на  сущность  и  цели  иноческого
обета.  непосредственно   вытекал   энергический   протест   Н.   против
монастырских имуществ. Всякую собственность,  не  только  богатство,  Н.
считает противоречащей иноческим  обетам.  Инок  отрицается  от  миpa  и
всего, "яже в нем" - как же он может после этого тратить время на заботы
о  мирских  имуществах,  землях,  богатствах?  Иноки   должны   питаться
исключительно своими трудами, и даже подаяния могут принимать  только  в
крайних случаях. Они не должны "не точию не имети имения, но  ни  желати
то стяжавати"... Обязательное для инока столь же обязательно и для м-ря:
монастырь есть лишь собрание людей с одинаковыми целями и  стремлениями,
и предосудительное иноку предосудительно и для м-ря. К отмеченным чертам
присоединялась, по-видимому, уже у  самого  Н.  религиозная  терпимость,
столь резко выступившая в писаниях его ближайших учеников.  Литературным
источником сочинений Н. Сорского был целый ряд патриотических писателей,
с творениями которых он познакомился особенно во время пребывания своего
на Афоне; ближайшее влияние на него имели сочинения. и  Иоанна  Kaccиaнa
Римлянина, Н. Синайского, Иоанна Лествичника, Василия  Великого,  Исаака
Сирина, Симеона Нового Богослова и Григория  Синаита.  На  некоторых  из
этих писателей Н. Сорский особенно часто ссылается; некоторые  сочинения
их и по внешней форме, и по изложению особенно близко подходят, напр., к
главному сочинению Н. Сорского - "Монастырскому уставу".  Ни  одному  из
своих источников Н., однако, не подчиняется безусловно; нигде, напр., он
не доходит до тех крайностей созерцания, которыми  отличаются  сочинения
Симеона Нового Богослова или Григория Синаита.
   Монастырский устав Н. Сорского, с присоединением в  начале  "Предания
ученикам", издан Оптиной пустынью в книге "Преп.  Н.  Сорского  предание
ученикам своим о жительстве скитском"  (М.,  1849;  без  всякой  научной
критики); послания напечатаны в приложение к книжке: "Преп. Н.  Сорский,
первооснователь скитского жития  в  России  и  его  устав  о  жительстве
скитском в переводе на русский язык, с приложением всех  других  писаний
его, извлеченных  из  рукописей"  (СПб.,  1864;  2  изд.  М.,  1869;  за
исключением "Приложений", все  остальное  в  этой  книжке  не  имеет  ни
малейшего научного значения). Литература о Н. Сорском подробно  изложена
в предисловии к исследованию А. С. Архангельского: "Н. Сорский и Вассиан
Патрикеев, их литературные труды и идеи в древней Руси" (СПб., 1882).
   А. Архангельский.

Начало А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

Курсы английского языка
Африканские косички, мастер-стилист

 

 

 

Hosted by uCoz